30-летие Чернобыльской катастрофы или период полураспада памяти

В последнее время я часто общаюсь с журналистами. Как правило, они начинают с вопроса: «Когда вы узнали об аварии и, что чувствовали, что испытали?» Мне не нравится этот вопрос, не знаю, что говорить: правду или то, что они ожидают от меня услышать? Ответ, казалось бы, лежит на поверхности: что кроме страха и ужаса можно испытать, узнав о самой крупной техногенной катастрофе прошлого столетия?

Но о том, что 26 апреля произошло событие, потрясшее мир, многие узнали спустя не один день, а, то и не одну неделю. На момент аварии о ней было известно лишь то, что она произошла. Масштабы проявлялись постепенно.

Это, как красно-чёрная кровь, медленно пропитывает простынь, накрывшая чье-то тело. Надо набраться мужества поднять её и посмотреть. Вот тогда тебя накроет волной боли и страдания, которые испытали первые, кто столкнулся с невероятным и невозможным — с Чернобыльской катастрофой.

26 апреля я ничего не знал, и ничего, кроме тревожного чувства неизвестности, не было. Только когда стало известно, что реактора нет, Припять эвакуировали, в московскую шестую клинику спецрейсом отправили первых облученных, стало понятно: случилось что-то ужасное. То, чего не могло случиться никогда, но случилось потому, что человек позволил, а реактор допустил.

Ещё не люблю вопросы о сегодняшней жизни ликвидаторов последствий Чернобыльской катастрофы. Потому, что кроме боли ничего не испытываешь. Больно и обидно жить в государстве, которое вспоминает о них исключительно в очередной юбилейный год, раздает награды, памятные медали, дарит денежные компенсации. Как бы задабривая и извиняясь, что не сделало этого раньше, и не будет делать до следующего юбилея. Для тех, кто доживет.

Прошедшие 30 лет показали, что период полураспада есть не только у радиоактивных изотопов, но и у нашей памяти. Единственное отличие это то, что у изотопов период полураспада величина постоянная, а период полураспада памяти о Чернобыле у каждого свой, индивидуальный.

Самый короткий он оказался у государства.

Несколько лет назад я начал собирать воспоминания ликвидаторов, которые первыми пришли работать на объект «Укрытие» (ОУ). Так родилась книга «Живы пока нас помнят». Услышал и записал много историй об исследованиях разрушенного блока, разные версии протекания аварии, о её причинах, о ходе ликвидации последствий катастрофы и о будущем.

Больше всего мне понравилась мысль, что когда мы начинаем относиться к АЭС, как к чему-то безопасному, она тут же становиться опасной. Тогда, в 1986 году советский оператор, руководители и конструкторы свято верили, что наш, советский реактор взорваться не может! Авария местного масштаба — да, может быть. Но взорваться так, чтобы радиоактивная пыль от взрыва облетела весь земной шар?! Нет, это не про советский реактор. Но оказалось, что может. Так родился объект «Укрытие».

ОУ был и на многие годы останется опасным. Нельзя самоуспокаиваться, что у нас всё под контролем. Это далеко не так, потому что на многие вопросы до сих пор, спустя 30 лет, нет чётких и однозначных ответов.

Сколько ядерного топлива и топливо-содержащих масс находится внутри объекта? Каков их радионуклидный состав? Сколько радиоактивной пыли образовалось и какая скорость её накопления? Сколько пожароопасных материалов скопилось и где они находятся? Вопросы, вопросы, вопросы.

«Укрытие» является временным неорганизованным хранилищем радиоактивных отходов. Неорганизованное значит неконтролируемое. И главная задача преобразования ОУ в экологически безопасную систему это привести всё, что находиться внутри в контролируемое состояние. К моему сожалению, надвижка и последующая эксплуатация нового безопасного конфайнмента «Арка» вряд ли решат эту задачу. В этом отношении я пессимист, то есть, хорошо информированный оптимист. Проблемы преобразования встанут, как говориться, «в полный рост».

И дай Бог, чтоб нам хватило мудрости и решимости с ними справиться.

Работник ЧАЭС 1988-2009, член союза журналистов Украины Александр Купный

Загрузить книгу